На посадничьих усадьбах «Д» и «И» в слоях, безусловно связанных с хозяйством семьи Мишиничей-Онцифоровичей, найдено ещё несколько грамот, адресованных иным лицам и как будто выпадающих из круга переписки этой семьи. Какие извилистые пути привели все эти письма в посадничий двор? Важно то, что их невозможно связать ни с посадничьей челядью, ни с арендаторами, которые могли бы временно жить на усадьбе Онцифоровичей. Нет, адресаты этих писем — люди того же круга, что и владельцы усадеб. Содержание полученных ими писем во всех случаях рисует нам тот же мир крупного землевладения.
Вот документ, найденный в слоях времени Юрия Онцифоровича, — сохранившаяся в обрывке грамота № 314: «Челобетье от Олоферья кь Олексндру. Велел есе его, Мекефора, съгнате… чюлъ есмь от людьi: Мекефорко хъцьть оу тьбе прошатеся на Лунену. А на Лунене человекъ добръ. А ссбродну… (веры) не iмe».
Некий Олферий пишет Александру о крестьянине Микифоре. Александр велел согнать с земли Микифора, которого Олферий называет презрительно «сбродней», сбродом, бродягой. По дошедшим до автора письма слухам, Микифор собирается просить своего господина, чтобы тот перевёл его куда-то на Лунину, и Олферий услужливо напоминает Александру, что на Лунине уже сидит «человек добр», не в пример Микифору, которого ни в коем случае не нужно туда пускать.
Грамота № 352 найдена на усадьбе «И» в слоях, связанных с хозяйством Михаила Юрьевича. Это письмо особенно интересно для нас. Его адресатом назван сын посадника. Письмо дефектно, от него оторвана вся левая половина. Лишь обрывки его шести строк могут быть прочтены: «…(0лекс)андровичю сыну посадничю слуги твоi, господине, …мосюку што еси, господине, хлебо велело …тошомо. Iно тото хлебо; господине, крестьяне пере(молотили)… господине, не слушали, а которые, господине, остат… мы ты, господине, молотимо да сыплемо, господине, в жы(тницу)… хлеба, господине, перемолотили кретеяне…».
Хлеб, крестьяне, молотьба — вот о чём повествует грамота, написанная посадничьему сыну — не известному по имени Александровичу ключником, который, униженно кланяясь, умудрился в тридцати шести разобранных в обрывке письма словах обращение «господин» употребить восемь раз.
Александр и посадничий сын Александрович. А может быть, эти лица отнюдь не чужды боярскому клану Мишиничей? Проверим это предположение. Одним из представителей Неревского конца в боярском коллективном руководстве Новгорода был некий Александр Игнатьевич. Стачала он занимал пост тысяцкого, а в 1416 году или годом позже стал посадником. У Александра Игнатьевича был родной брат Василий. Оба брата известны по сохранившимся свинцовым печатям, на которых они титулованы новгородскими тысяцкими, а имя Василия Игнатьевича фигурирует и в составленных в конце первой четверти XV века летописных списках тысяцких. Между тем ещё в 1954 году при наблюдениях над благоустройством Садовой (Розважей) улицы — она ограничивает с юга Неревский раскоп — в выбросе из траншеи городских коммуникаций случайно была обнаружена берестяная грамота № 135. Датируемая по палеографическим признакам рубежом XIV—XV веков, она содержит следующий текст:
«Целобетье от Иева кь Василью Игнатьву. Цо еси посла детину да седла да выжля, по тому опознавъ да отадбели. А цо было живота твоего и моего, то все взяли, а самого смертью казнили. А нонеце, осподин, пецалесь детьме моими». Сразу переведем этот драматический текст: «Челобитье от Иева Василию Игнатьеву. Слугу, что ты послал с сёдлами да с гончей, по ним (то есть по сёдлам и гончей) опознали и обвинили в краже. А что было из имущества твоего и моего, то всё взяли, а самого (слугу) смертью казнили. Позаботься же теперь, господин, о детях моих (то есть прими на себя заботу о моей семье)». Следует обратить внимание на то, что находка этого письма позволяет предположить, по крайней мере, близкое соседство усадьбы Василия Игнатьевича к городским владениям Михаила Юрьевича. А также заподозрить, что грамота № 314 адресована брату Василия — Александру Игнатьевичу, а грамота № 352 — его племяннику, сыну посадника Александра Игнатьевича.
Имя Игната — отца Александра и Василия, по-видимому, также проявляется в берестяных грамотах Неревского раскопа. В одной из следующих глав будет подробно рассказано о найденной в слое последней четверти XIV века на усадьбе «И» грамоте № 363. Здесь же обратим внимание на её последнюю фразу; «А цто рубль дать Игнату, и ты даи».
Однако интересующий нас Игнат известен летописцу и в гораздо более раннее время, когда был ещё мальчиком. Вернёмся снова к уже известным нам событиям 1342 года. На Двине убит отец Онцифора Лука Варфоломеевич, в чьей гибели обвиняют посадника Фёдора и Ондрешку. Цитирую летопись: «И Онцифор с Матфеем созвони веце у Святеи Софеи, а Фёдор и Ондрешко другое созвониша на Ярославли дворе. И посла Онцифор с Матфеем владыку на веце и, не дождавше владыце с того веца, и удариша на Ярослаль двор, и яша ту Матфея Коску и сына его Игната, и всадиша в церковь, а Онцифор убежа с своими пособникы; то же бысть в утре, а по обеде доспеша всь город, сия страна собе, а сиа собе; и владыка Василии с наместником Борисом доконцаша мир межи ими».
Итак, Игнат был сыном Матфея Коски. Ну, и что же из этого следует? И кто такой Матфей Коска, выступающий рука об руку с Онцифором? Активное участие Матфея Коски в демарше Онцифора Лукинича становится понятным, если учесть, что летописные списки посадников именуют Коску «Матфеем Варфоломеевичем». С этим полным именем он фигурирует и в самом летописном рассказе ещё дважды — когда в 1340 году руководил взятием Торжка во время размирья с московским князем Семёном Гордым и когда в 1345 году вторично был избран в посадники. Его отчество указывает на то, что он был сыном Варфоломея Юрьевича, а единство действий с Онцифором Лукиничем естественно, так как убитый в Заволочье Лука Варфоломеевич был его родным братом.
Не исключено, что именно Матфею Коске адресована берестяная грамота № 5 из находок 1951 года, обнаруженная на усадьбе «Б» в слое восьмого—десятого ярусов (1340—1382 годы): «Поклоно от Давыда и от Есифа кь Матфею. Постои за нашего сироту. Молви дворянину Павлу, Петрову брату, дать грамоте не дасть за него» — «Поклон от Давыда и Есифа к Матфею. Постой за нашего крестьянина — скажи дворянину Павлу, Петрову брату, чтобы грамоту (о закабалении) не давал на него».
От того же Давыда тому же Матфею адресована грамота № 146 с усадьбы «Б», дошедшая до нас в обрывке: «Поклоно от Давыда к Матфию. Куме, не измот(чавъ)…». Давыд называет Матфея кумом и просит его что-то сделать без промедления («не измотчав»).
Один из авторов грамоты № 5 Есиф был сыном другого автора той же грамоты Давыда. В этом убеждает найденное на той же усадьбе «Б» письмо самого Матфея — грамота № 65, начинающаяся словами: «Поклно от Матвия ко Есифу ко Давидову…» Об этом человеке знал и летописец: под 1342 годом он записал, что во время уже хорошо нам известного большого пожара Неревского конца погиб «муж добр» Есиф Давыдович. Игнат был не единственным сыном Матфея Коски. Летописный список посадников содержит следующий текст: «Матфеи Валфромеевич, сын его Микита». О получении посадничества Микитой Матфеевичем летопись сообщает под 1360 годом, в дальнейшем уже не упоминая его. Между тем дети Микиты оказываются тесно связанными с Козмодемьянской улицей. Вспомните приписку к «Прологу» 1400 года. Там среди имен «боголюбивых бояр улици Козмодемьяне» названо имя Дмитрия Микитинича. А в 1955 году на усадьбе «К» (в южной части Неревского раскопа) в слое третьего яруса (1429—1446 годы) была обнаружена костяная прикладная печать Василия Микитинича, то есть предмет, находившийся в его личном пользовании. Как посадник Василий Микитинич известен в документах 1420—1423 годов.
Как мы уже знаем, у Варфоломея Юрьевича, кроме Луки и Матфея, был ещё сын Иван, владелец красивой ложки с его именем. Следует отметить изящество, с которым Варфоломей нарекал при крещении своих сыновей. Все они носят имена евангелистов: Матфей, Лука, Иоанн. Не было ли у него ещё и Марка? В очередности евангельских книг Марк был вторым. Какой-то Марк, явный землевладелец, упоминается в найденных на усадьбе «Б» в слоях 1299—1340 годов берестяных грамотах № 140 и 142. Он жил на одной улице с владельцем усадьбы «Б» Давыдом, поскольку в свидетели его денежного расчёта с Давыдом грамота № 140 призывает их «уличан».
Всё рассказанное здесь об адресатах, прочитанных в этой главе грамот ведёт нас к важнейшему выводу. Установив в предыдущих очерках, что Лука, Онцифор и Онцифоровичи владели не одной, а по крайней мере двумя усадьбами — «Д» и «И», мы выясняем теперь, что потомки Варфоломея от другого его сына — Матфея владели дворами в ближайшем соседстве с Лукиничами. Следовательно, сосредоточив внимание на Лукиничах, мы оставались в пределах лишь одной из ячеек большого боярского клана, которому в Неревском конце принадлежала куда большая, чем мы представляли себе, территория, состоящая из значительного числа компактно расположенных усадеб, которые в начале XIV века находились во владении Варфоломея Юрьевича.
К этой теме нам ещё предстоит вернуться. А сейчас познакомимся с письмом, найденным на Неревском раскопе, но адресованным человеку, жившему совсем в другом районе Новгорода.
Грамота № 310, найденная на усадьбе «И» в слое того времени, когда этой усадьбой владел Михаил Юрьевич, — целиком сохранившееся письмо ключника Вавулы своему господину:
«Цълобитие осподину посаднику новгороцкому Онедрию Ивановицю от твъегъ ключника от Вавулы и от твоихъ хрестияно, которые хрестияни с Ылова пришли за тебя Захарка да Нестерке, жили за Олексее за Щукою. Ноне, осподине, Олексии не хоце намъ ржы дати. Како ся, осподине, нами, своими хрестияны, попецялишсе. Надеемся, осподине, на Бога и на тебя, на своего осподна».
Здесь перед нами два землевладельца-соперника. Крестьяне Захарка и Нестерка раньше принадлежали некоему Алексею Щуке, который отказался выдать им рожь (для посева или еды). Теперь они перешли к Андрею Ивановичу, и вместе с ключником спрашивают его, примет ли он их в свою вотчину.
В данном случае имеется возможность точно установить обратный адрес этого письма. Волость Илово находилась, как об этом свидетельствуют писцовые книги конца XV века, в Удомельском погосте Бежецкой пятины, там же упомянута и деревня Щукино. От Новгорода до этих мест 220 километров на восток.
Читая письмо нового для нас адресата посадника Андрея Ивановича, мы видим, что и в других, но принадлежащих тому же кругу руководителей Новгородского государства ячейках Новгородской земли жизнь устроена по тому же образцу, который стал для нас ясен, когда мы читали письма, до нас полученные и прочитанные Онцифором Лукиничем, Юрием Онцифоровичем и Михаилом Юрьевичем. Дни других посадников и посадничьих детей наполнены теми же заботами, их доходы образуются теми же способами, их взаимоотношения с миром простых людей строятся по той же системе.
Из-за строк берестяных писем перед нами рядом с красочным Новгородом иноземных товаров и загорелых моряков вырастает другой Новгород, власть в котором принадлежала владельцам разбросанных по всей Новгородской земле крупнейших вотчин, десятков деревень и промысловых угодий.
Перебирая берестяные письма Мишиничей-Онцифоровичей, мы каждый раз убеждались, что предположения современных историков, высказанные еще до находки берестяных грамот, верны. Теперь эти предположения перестали быть всего лишь гипотезами. Да, власть в Новгороде принадлежала крупнейшим землевладельцам. Да, источником богатства и могущества этих землевладельцев была прогрессирующая эксплуатация простого населения Новгорода и Новгородской земли. Да, торговля в Новгороде не играла первостепенной роли, и купцы занимали в нём подчинённое положение. Ради только этих трех «да» стоило девять лет волноваться, вскрывая по кускам пласты посадничьих усадеб. Даже если бы поводов для волнения было во много раз больше, поскольку большие и малые проблемы вставали перед экспедицией с каждой новой находкой.
Вернёмся к письму ключника Вавулы. Попытаемся отыскать его адресата, посадника Андрея Ивановича, в летописях и других известных прежде источниках. Эти поиски сразу же увенчаются успехом даже не на сто, а на двести процентов. Дело в том, что в XV веке в Новгороде было два посадника с таким именем. Один из них жил в 30-х годах, когда его и избрали в руководители боярского государства. От этого Андрея Ивановича сохранилась до наших дней грамота на пергамене, в которой утверждается дарение одному из монастырей большого земельного участка. А другой упоминается в летописи дважды, оба раза с посадничьим титулом, под 1415 и 1421 годами.
Какой же из двух Андреев Ивановичей был адресатом ключника Вавулы? В момент находки этой грамоты в ответ на такой вопрос можно было только сокрушённо развести руками. Разница в десять лет так мала, что уловить её обычными средствами археологической методики было просто невозможно. Однако успехи в применении к новгородским древностям дендрохронологии позволили теперь уловить и такую незначительную разницу.
Грамота № 310 найдена в напластованиях пятого яруса. А этот ярус средствами дендрохронологии датируется теперь временем с 1409 по 1422 год. Значит, адресатом грамоты № 310 был более ранний Андрей Иванович, тот посадник, который упоминается под 1415 и 1421 годами.
О нём известно очень немногое. Летописец рассказывает, что 11 августа 1415 года, когда новгородцы избрали нового архиепископа Симеона, посадник Андрей Иванович торжественно провозгласил его владыкой. Этот рассказ вряд ли способен принести какую-либо пользу при решении вопроса, где жил Андрей Иванович и как адресованная ему грамота попала на усадьбу Михаила Юрьевича. А вот второй рассказ летописи — под 1421 годом — для нас очень важен.
«И в Новегороде воссташа бранью два конца, Неревськии и Славенскии, за Климентия Ортемьина про землю на посадника Ондрея Ивановича и пограбиша двор его в доспесех и иных боляр разграбиша дворы напрасно. И убиша Андреевых пособников 20 человек до смерти, а неревлян 2 человека и умиришася».
Кто такой Климентий Ортемьин, из-за которого в 1421 году в Новгороде пролилась кровь, летопись не сообщает. Может быть, со временем, когда будут найдены его собственные письма на бересте, мы сможем познакомиться с ним поближе. А пока таких писем нет. Причина кровопролития обозначена также чрезвычайно скупо, однако весьма выразительно: «про землю».
Но вот что для нас имеет особую ценность — косвенное указание на место жительства посадника Андрея Ивановича. На него восстали надевшие доспехи новгородцы из двух концов города — Неревского и Славенского. Такого указания было бы достаточно, чтобы не пытаться искать усадьбу Андрея Ивановича в Неревском и Славенском концах. Там жили его враги. Но летописец позаботился о том, чтобы устранить любые сомнения. Он прямо написал, что Андрей Иванович и его люди не были жителями Неревского конца. Неревляне и люди Андрея Ивановича противопоставлены: «И убиша Андреевых пособников 20 человек до смерти, а неревлян 2 человека».
Итак, Андрей Иванович жил не в Неревском конце. А грамота, адресованная ему, оказалась в Неревском конце. Но ведь двор Андрея Ивановича грабили как раз неревляне, жители Неревского конца. Теперь, чтобы замкнуть круг, нам осталось предположить, что эту грамоту на усадьбу Михаила Юрьевича принесли неревляне, которые, восстав против живущего где-то в другом районе Новгорода Андрея Ивановича, разграбили его двор.
Разумеется, самого факта находки грамоты ограбленного человека на чужой усадьбе, даже если эта усадьба была в стане врагов ограбленного, недостаточно, чтобы прямо обвинить владельца такой усадьбы в причастности к нападению. Ведь, в конце концов, письмо ключника Вавулы мог на дворе Михаила потерять даже сам Андрей Иванович. Но этого факта достаточно для того, чтобы в Михаиле Юрьевиче заподозрить одного из организаторов нападения неревлян на усадьбу посадника Андрея. Такие нападения и раньше организовывались одними боярами против других в борьбе за власть над Новгородом, особенно до проведения Онцифором Лукиничем его реформы. Здесь же причина была ещё более глубокой — земля, эта основа и богатства, и власти новгородских бояр.
Но вот что еще интересно. Нападение на посадника Андрея Ивановича произошло в тот момент, когда всё боярство Новгорода было напугано разыгравшимся незадолго перед тем — в 1418 году — сильнейшим в истории Новгорода народным восстанием. Именно в ходе этого восстания новгородские чёрные люди в первый раз продемонстрировали противоположность своих интересов интересам боярства в целом. Придя к стенам Никольского монастыря, они говорили: «Здесь житницы боярские. Разграбим супостатов наших!» Боярство в годы, последовавшие за восстанием, искало любых возможностей для укрепления своего государства, для преодоления своих внутренних противоречий, соперничества и распрей, чтобы, сплотившись, быть готовым к отражению новых народных движений.
И как раз в это время Михаил Юрьевич, внук крупнейшего реформатора боярского государства Онцифора Лукинича, организует столкновение внутри боярского общества, направляя своих приверженцев против одного из главных руководителей боярской республики — против посадника. Такие его действия наверняка должны были восстановить против него боярство и получить осуждение. Может быть, именно после этого события и закатилась звезда политической карьеры Онцифоровичей? Ведь в последний раз участие этой семьи в управлении Новгородом ознаменовалось поездкой Михаила Юрьевича на Нарвский съезд в январе 1421 года, то есть буквально перед самым нападением неревлян на посадника Андрея. С тех пор ни он, ни его дети никакого участия в новгородской политической жизни не принимали,
Возможно, именно так всё и было. Но — повторим ещё раз – всё это не больше чем предположение.
В. Л. Янин Я послал тебе бересту…