Этих писем два. Одно, получившее № 354, найдено последним в сезоне 1958 года. Другое — грамота № 358 — первым в сезоне 1959 года. Они могли быть найдены в один день — так близко друг к другу пролежали они шестьсот лет в земле, — если бы не необходимость прекращать раскопки на зиму. Мы просто прочтём их, чтобы поближе познакомиться со знаменитым государственным деятелем и реформатором боярской республики. Ведь в письмах человека так или иначе отражается его характер, а характер Онцифора Лукинича всегда будет интересовать историков.
Грамота № 354 сохранилась целиком. Она исписана с обеих сторон. Содержание письма не уместилось в восьми строках, и Онцифор Лукинич, перевернув лист бересты, дописал конец своего послания на оборотной стороне.
«Челомъ битие к оспожи матери от Онсифора…». Онцифор бьёт челом своей матери, вдове погибшего на Двине Луки. Мы не знаем её имени. «…Вели Нестерю рубль скопити да ити к Июрию к сукладнику…». Мать Онцифора должна приказать Нестеру (повидимому, управляющему) «скопить» рубль. Рубль в XIV веке был значительной суммой денег. Если выразить её в серебре, то это будет примерно 170 граммов. Нестеру нужно было собрать эту сумму и идти к Юрию. У Онцифора был сын Юрий, но при жизни Онцифора он, по-видимому, оставался ещё маленьким мальчиком: ведь впервые как самостоятельный деятель он упоминается только в 1376 году. Впрочем, уже в следующем слове письма Юрий называется «сукладником». Такой термин в древней Руси означал мастера, делающего сталь. Вероятнее, однако, другое толкование этого слова. Приставка «су-» идентична приставке «съ-». Например, «суклетником» назывался сожитель по келии, но также грамотно можно было передать это понятие в форме «съклетник». В письме Онцифора, очевидно, имеется в виду его «съкладник» Юрий, то есть компаньон, участник некоего совместного предприятия.
«…Молися ем, что бы конь купилъ. Да иди с Обросиемъ к Степану, жеребии возмя, или возметъ рубль, купи и другии конь…».
Онцифору, находящемуся где-то вдали от Новгорода, нужно было, чтобы в его отсутствие были куплены два коня. Одного Нестер должен купить за рубль при помощи Онцифорова складника Юрия, а второго сама мать с Обросием пусть купит у Степана за другой рубль, если Степан согласится, или же за жребий, то есть долю участия Онцифора в каком-то совместном владении.
«…Да прошаи оу Юрия полтини, да купи соли с Обросиемъ » Снова упоминается Юрий, на этот раз как возможный кредитор. У него нужно попросить денег на покупку соли. И снова назван Обросий, который был, по-видимому, доверенным слугой Онцифора. «…А михи и серебра не добудеть до пути, пошли с Нестеромъ симъ…».
Если же мешков и денег не удастся собрать «до пути», то есть до установления летнего или зимнего пути, то, когда дороги наладятся, пусть их привезёт Нестер. Нужно полагать, что на тот случай, если деньги будут собраны раньше, Онцифор надеется получить их одновременно с конями и солью, ожидая к себе Обросия. Очевидно, что письмо написано в распутицу, весной или осенью, когда дороги раскисли от грязи и стали непроезжими для обоза. А что Онцифор ждёт к себе обоз из Новгорода, видно из следующих слов его письма:
«…Да пошли 2 кози, корякулю, пятенъ, польсти, веретища, михи и медвидно…».
Весьма разнообразен потребный Онцифору ассортимент. «Коза» – таган, «коракуля» — некий инструмент, «пятно» — клеймо, «польсть» тканый или меховой ковёр, «веретище» – холщовый полог, «михи» — мешки, «медвидно» — медвежья шкура.
«…Вели оу Максима оу ключника пшенки попрошати и диду молися, что бы ихалъ в Июриевъ монастиръ пшенки попрошаль; а сдисе не надиися» — «Вели попросить у Максима-ключника пшенки, и деду поклонись, чтобы ехал в Юрьев монастырь попросить пшенки; а здесь её достать нечего и надеяться».
Это заключительная фраза Онцифорова письма, конец которого весь посвящен поискам «пшенки», пшенной крупы. Скажу откровенно, когда грамота № 354 была дочитана до этих слов, у всех участников экспедиции возникло сомнение, тот ли это Онцифор. Знаменитый государственный деятель, богатейший новгородский землевладелец — и вдруг разослал всю свою семью и челядь искать «пшёнку». И к Максиму-ключнику нужно за ней толкнуться. И деду неплохо бы собраться да съездить в Юрьев монастырь — может, там не откажут? Наверное, именно из-за этих сомнений первое письмо Онцифора Лукинича не было даже включено в предварительную журнальную публикацию грамот 1958 года, в которой изданы куда менее значительные документы.
Сомнения рассеяла работа Алексея Васильевича Кирьянова, реставратора древних предметов, археолога и историка земледелия, долгие годы связанного с Новгородской экспедицией. А. В. Кирьянов, организовав экспедиционную лабораторию, обеспечившую первичную сохранность берестяных грамот и тысяч древних вещей, изучал средневековое новгородское земледелие. Бывший агроном, он и в экспедиции всё свободное время проводил в исследовании и подсчёте добытых из древних слоев зёрен, которых за годы раскопок было найдено несколько миллионов. И вот, подсчитывая эти зёрна, он смог установить судьбы разных сельскохозяйственных культур в разные века новгородской истории. Оказалось, в частности, что просо, которое было главной культурой в Х веке, уже в XI веке стало энергично вытесняться рожью. В XII веке проса еще довольно много, хотя и меньше, чем ржи. В слоях XIII века его становится мало, а в слоях XIV и XV веков встречаются самые ничтожные количества проса. В эту эпоху пшено было дефицитным товаром, и любителям пшённой каши, даже если они принадлежали к числу государственных деятелей и крупнейших землевладельцев, не зазорно было искать его, возлагая надежды на богатейший Юрьев монастырь.
Мы с вами прочли первое письмо Онцифора. Кроме того, что его автор любил пшённую кашу, мы узнали о нем еще кое-что. Его письмо, посвящённое хозяйственным заботам, проникнуто живыми чертами характера беспокойного человека, привыкшего вникать в каждую мелочь, всё предусмотреть и приказать так, чтобы не осталось малейшей неясности в его распоряжениях.
Когда было написано это письмо? Девятый ярус, в слоях которого найдена грамота, данными дендрохронологии датируется 1340—1369 годами, то есть включает весь период известной по летописям деятельности Онцифора Лукинича. Ведь он впервые упомянут под 1342 годом, а умер в 1367 году. Однако обратите внимание на то, что в момент написания письма он находился в весьма неблагоприятных, стеснённых обстоятельствах, Он не может послать сам двух рублей на покупку коней и полтины на покупку соли. Он нуждается во многих необходимых вещах, не имея возможности раздобыть их там, где находится. По-видимому, есть достаточно оснований, чтобы согласиться с предположением Л. В. Черепнина, что письмо написано Онцифором вскоре после событий 1342 года, когда он вынужден был бежать из Новгорода и скрываться от своего политического противника посадника Фёдора Даниловича. Именно в это время, когда сгорели городские усадьбы, в стеснённых обстоятельствах находилась и вся его семья.
В том же тоне рачительного хозяина выдержано и второе письмо Онцифора — утратившая конец грамота № 358, также адресованная «госпоже матери»:
«Поклонъ оспожи матери. Послалъ есмь с посадницимъ Мануиломъ 20 бель к тобе. А ты, Нестере, про чицякъ пришли ко мни грамоту, с кимъ будешь послалъ. А в Торжокъ приихавъ, кони корми добрымъ синомъ. К житници свои замокъ приложи. А на гумни стои, коли молотять. А кони корми овсомъ при соби а в миру. А в клить ржи с… перемирь и овесъ тако же. А сказываи, кому надоби рож ли или овесъ…».
В письме нет имени автора. Но его почерк нам уже хорошо знаком по грамоте № 354. Это почерк Онцифора Лукинича. Есть в письме и другие родственные грамоте № 354 приметы. Один и тот же адресат — «госпожа мать». Снова упоминается Нестер, который должен прислать с кем-то грамоту Онцифору относительно шлема (шишака, «чицяка»). И снова подробнейшие мелкие распоряжения, адресованные Нестеру, который едет в Торжок. Напомню, что по соседству с Торжком находится Медное — вотчина семьи Онцифора. По приезде в Торжок коней нужно кормить добрым сеном. К житнице следует приложить собственный замок, так будет надёжнее. И на гумне нужно самолично наблюдать за молотьбой. А коней пусть кормят на глазах у адресата письма, но в меру. Рожь и овес следует свезти в клеть и перемерить. И сообщить, кому надобны рожь и овес…
Эта грамота также найдена в слоях девятого яруса. Судя по тому, что Онцифор посылает матери с «посадничьим Мануилом», возможно, с казённым курьером, сравнительно небольшую сумму денег в 20 бел (это примерно пятая часть рубля), и этот документ относится к тому времени, когда каждый рубль наличных денег Онцифору требовалось «скопить».
Таким образом, оба собственноручных письма Онцифора возможно относить к началу его политической карьеры, к тому периоду, когда его семья переживала особые трудности. Но ведь характер человека лучше всего проявляется именно в трудных обстоятельствах, и этот характер прекрасно передан обоими автографами Онцифора Лукинича.
Ещё несколько слов следует сказать здесь об одной грамоте, найденной не в очевидном для нас посадничьем усадебном комплексе, а на усадьбе «Г», расположенной в северной части Неревского раскопа, за Холопьей улицей. Эта грамота — № 59 — извлечена из напластований десятого яруса, датируемого 1313—1340 годами:
«Поклоно от Омросии ко Степаноу. Язо во пороуки за сироти. А ныне… полои води язо видаюся с тобою… мыслився, тако буду к тоби. А ты видаеши а… А дар ко соби восми. А по семо болша боуде…». Текст настолько изуродован, что дать сколько-нибудь целостный его перевод невозможно. Однако совершенно очевидно, что перед нами часть переписки уже знакомых нам по грамоте № 354 Обросия (Амвросия) и Степана.
В. Л. Янин Я послал тебе бересту…
Часть 1 Неревская эпопея. 1951-1962, 1969 годы.