Лето 1957 года, оказавшееся для археологов одним из самых удачных, принесло целый ворох новых берестяных писем. Шестьдесят девять грамот! Бывали дни, когда в горячей воде отмокало сразу по три-четыре куска исписанной бересты. Разумеется, и нетерпение участников экспедиции, жаждущих поскорее развернуть и прочесть новые грамоты, возрастало в такие дни. Особенно, если по обрывкам слов на поверхности скрученного в тугую спираль свитка угадывалась особая значительность его текста.
Так было с грамотой № 286, обнаруженной в слое середины XIV века при вскрытии усадьбы, расположенной на углу древних Великой и Козмодемьянской улиц и условно обозначенной литерой «Е». Нам ещё доведётся говорить и об условных обозначениях усадеб, план расположения которых показан в книге, и подробно об усадьбе «Е»: жившие в ней новгородцы за четыре столетия получили немало интересных писем, их найдено здесь свыше семидесяти. Пока же речь пойдёт только о грамоте № 286. С первых минут её находки, еще до того, как она попала в горячую воду и была развёрнута, ни у кого не оставалось сомнения в том, что найден очень интересный и важный документ. На поверхности свитка, содержащего пространную шестистрочную запись, во второй строке отчётливо проступали многозначительные и многообещающие слова: «…Юрия князя…».
В самом начале этой книги говорилось о том, что берестяные грамоты составляют принципиально новый источник, впервые вводящий исследователя в круг таких средневековых отношений, которые почти не отражены в других исторических документах. Главное их достоинство в том, что они называют людей, о которых не упоминает летопись, и рассказывают о таких их действиях, какие для летописца не представляли никакого интереса. Однако эти люди жили и действовали в летописные времена, общаясь с хорошо известными по другим источникам историческими деятелями. Они населяли тот же мир, который под другим углом зрения был виден летописцу. Они были участниками или по крайней мере свидетелями важнейших политических событий, отражённых летописями. И поэтому очень важно, знакомясь по берестяным грамотам с древними новгородцами, увидеть их на фоне летописного рассказа. Берестяные письма, упоминающие известных исторических деятелей, подобны мостикам, ведущим из глубины раскопа в летописный рассказ.
Немаловажно и то, что упоминание известных истории лиц позволяет проверить датировку грамот, полученную другими принятыми в археологии способами. В 1957 году в Новгородской экспедиции ещё не была разработана дендрохронологическая шкала, позволяющая теперь точно датировать слои и находки.
Упоминание в грамоте № 286 князя Юрия могло бы послужить для возможной проверки принятых тогда датировок. В XIV веке в Новгороде княжил только один Юрий — внук Александра Невского и старший брат Ивана Калиты московский князь Юрий Данилович. Но он действовал в первой четверти XIV века и был убит в Золотой Орде своим соперником тверским князем Дмитрием Михайловичем ещё в 1325 году. Для слоя середины XIV века грамота времени князя Юрия как будто несколько старовата. Хотя, впрочем, нет ничего невозможного в том, что её какое-то время хранили, прежде чем выбросить. И чем позже её выбросили, тем важнее должно оказаться её содержание. Но может ли так случиться? Если бы грамота долго хранилась, высыхая, она не могла бы иметь такой отличный вид.
…Сомнения, надежды и предположения сменяют друг друга, пока грамота, медленно восстанавливая эластичность и смывая шестисотлетнюю грязь, плавает в кипятке. Но вот она в последний раз промыта кистью, просушена полотенцем, зажата между стёкол. Можно читать.
Однако сначала окинем её взглядом. В каком состоянии дошла она до нас? Целиком ли сохранилась или утратила часть своего текста? Насколько чётко написана?
Да, она сохранилась почти целиком. Слева отрезана узенькая полоска, уничтожившая по одной-две буквы в начале первых пяти строк, но эти буквы, по-видимому, удастся восстановить по смыслу. Небольшой разрыв наверху в середине грамоты уничтожил по три-четыре буквы в первой и второй строках. Несколько небольших прорывов есть и в других местах текста, но они вряд ли смогут существенно помешать чтению. Письмо написано чётким красивым почерком, не лишенным изящества. С особым вкусом его автор выписывает буквы «у» и «з», позволяющие делать росчерки. Давайте всё же читать: «…ригориi ко Дмитроу…». Первые две буквы отрезаны, но их легко восстановить: «От Григориi ко Дмитроу…». Предлог «от» писался тогда через давно вышедшую из употребления «омегу» (W), над которой изображали маленькую «Т» — две буквы умещаются там, где современный читатель видит место лишь для одного знака. Значит, автором письма и владельцем красивого почерка был Григорий, а адресатом Дмитр. О чем же пишет Григорий Дмитру?
Здесь, в самом начале письма, нас ждёт первая существенная трудность: отсутствие трех букв, уничтоженных прорывом в грамоте. Сохранившаяся часть строки выглядит так: «М…орове». Естественнее всего предположить, что Григорий спешит поделиться с Дмитром известием о самочувствии: «М(ы зд)орове». Оставим это чтение как временное, чтобы вернуться к нему после того, как узнаем весь текст письма.
Дальше читается гладко: «А ты ходи, не боися». Куда ходить? И чего не бояться? Ничего не скажешь, в письме появляется интрига! Ага, вот в чем дело: «Миро взяле.„». Всё ясно. Дмитр должен был куда-то идти, но там не было мира, а теперь мир заключён, и можно идти не опасаясь.
Продолжаем читать: «Миро взяле на…». Снова разрыв, но на этот раз только в одну букву: «…тарои меже Юрия князя…». Этот пропуск заполняется легко: «Миро взяле на старои меже Юрия князя…». Теперь нужно остановиться и обдумать прочитанное. О чём же здесь всё-таки идёт разговор?
Несомненно, о заключении какого-то мира, условием которого оказалось признание старой границы («старой межи»), установленной ещё при князе Юрии. Для нас это сообщение имеет и второй важный смысл. Мы увидели, что упоминание князя Юрия в грамоте не было прижизненным, что это имя связывается с прошлыми событиями. А это значит, что наше сомнение, не противоречит ли упоминание князя Юрия условиям находки, неосновательно. Грамота относится ко времени более позднему, чем 1325 год.
О каком же мирном договоре сообщает Григорий Дмитру? Ответить на такой вопрос — значит не только точно датировать грамоту, но и понять, с какой целью Григорий написал письмо, разобраться в его дальнейших сообщениях. А там ещё четыре с половиной строчки текста — втрое больше, чем мы прочли.
Очевидно, нужно внимательно просмотреть летопись и другие источники, выяснить, с кем воевал и с кем заключал мир князь Юрий. А потом поискать в позднейшем времени, но в пределах XIV века ситуации, которые оказались бы сходными с теми, какие были при Юрии.
Юрий Данилович воевал всю свою жизнь. Только в тот период, когда он был новгородским князем, он вёл кровопролитные войны со своими соперниками — тверскими князьями, с которыми и мирился неоднократно. Он воевал и заключал мир также со шведами, на которых новгородцы под его предводительством ходили дважды — в 1322 и 1323 году. Наконец, его поход в 1323 г. в Заволочье, на Двину, на устюжских князей закончился подписанием мира. Один из мирных договоров князя Юрия сохранился, правда, не в подлиннике, а в позднейших копиях. Это известный «Ореховецкий договор» с Швецией, заключённый 12 августа 1323 года в крепости Ореховец в истоке Невы.
В каком-то из договоров Юрия и названа та «межа», которую потом, именуя ее «старой межой Юрия князя», подтвердили при заключении нового мирного договора. Но где была эта межа? Между новгородскими и тверскими землями? Или это рубеж, отделяющий новгородские земли от шведских владений, северо-западный рубеж Новгородской земли? Или это межа между владениями Новгорода и землями Устюга? Заглянем дальше в текст нашей грамоты. Не поможет ли он увереннее вести поиски?
Мы дочитали до слов: «… на старои меже Юрия князя». После них на бересте снова разрыв в три-четыре буквы. А потом именно те слова, которые нам так нужны: «…ня послале кореле…». Гадательно заполняем разрыв: «(А ны)ня послале кореле…». Главное здесь для нас — упоминание карел. Оно означает, что мир, о котором пишет Дмитру Григорий, заключен не на тверских рубежах и не в Заволочье, а там, где живут карелы, — на северо-западной границе Новгородской земли, в тех областях, где новгородские интересы сталкивались со шведскими. В таком случае из мирных договоров князя Юрия нам интересен только один – договор со Швецией.
Нам очень повезло. Именно этот договор — единственный из мирных договоров князя Юрия — сохранился до нашего времени. Отложим пока в сторону берестяное письмо Григория и вчитаемся в строки Ореховецкого договора 1323 года. Вот его торжественное начало: «Се язь князь великыи Юрги с посадникомь Алфоромеемъ и с тысяцскимъ Аврамомъ, съ всемъ Новымъгородомъ докончали есмъ съ братомъ своимъ съ княземъ свеискымъ с Манушемъ Ориковицемъ» — «Это я князь великий Юрий с посадником Варфоломеем и с тысяцким Авраамом, со всем Новгородом заключили мир с братом своим с князем шведским Магнусом сыном Эрика».
«А приехали от свеиского князя послове Гернкъ Дюуровиць, Геминки Оргисловиць, Петръ Юншинъ, попъ Вымундеръ; а ту были от купець съ Готского берега Людвикъ и Федоръ и докончали есмы миръ вечныи и хрестъ целовали. И да князь великiи Юрги со всемъ Новымъгородомъ по любви три погосты: Севилакшю, Яскы, Огребу корельскыи погосты. А розвод и межя…». Вот то, что нам нужно: «А розвод и межя…» — описание границы между новгородскими и шведскими землями, установленной договором князя Юрия.
«А розвод и межя: от моря река Сестрея, от Сестрее мохъ, середе мха гора, оттоле Сая река, от Сае Солнечныи камень, от Солнычнего камени на Чермьную щелю, от Чермнои щельи на озеро Лембо, оттоле на мохъ на Пехкеи, оттоле на озеро Кангасъерви, оттоле на Пурноярьви, оттоле на Янтоярви, оттоле Торжеярви, оттоле Сергилакши, оттоле Самосало, оттоле Жити, оттоле Кореломкошки, оттоле Колемакошки, оттоле Патсоеки, оттоле Каяно море». «Межа князя Юрия» проложена через девятнадцать пунктов. Она начинается у одного моря и заканчивается у другого. Нам нет нужды прокладывать по карте эту межу через все девятнадцать пунктов. Дело это сложное и не всегда возможное. Многие пункты спустя шестьсот лет утратили свои старые наименования. Да и что, например, можно сделать с таким указанием: «мох (болото), а посреди мха гора»? Однако начальный и конечный пункты этой границы установить нужно.
Начальный пункт легко найти и на современной карте. Река Сестра течёт на Карельском перешейке и впадает в Финский залив Балтийского моря. А вот что такое Каяно море, в которое «межа князя Юрия» упиралась своим противоположным концом? Этот вопрос потруднее, однако летописи помогают ответить на него.
Спустя более полутораста лет после заключения Ореховецкого договора, когда Новгород уже потерял независимость и стал частью Московского государства, в 1496 году, московский князь «осподарь всея Руси» Иван III послал своих воевод «за море Немец воевати Каян». Во время этого похода, увенчавшегося успехом, московская рать повоевала реки Кемь, Торму, Колокол, Овлуй, Сиговую, Снежну, Гавку, Путаш и Лименгу. Разыскав на карте эти реки, мы сможем установить местонахождение «Каянской земли», а около неё и «Каяна моря». Большинство этих рек называется так и сейчас. Вот некоторые из них: «Кемь» — Кеми-Йоки («йоки» — по-фински «река»), «Торма» — Торнио-Йоки, «Колокол» — Каликс-Эльв, «Овлуй» — Оулун-Йоки, «Сиговая» — Сика-Йоки, «Лиминга» — Лимигоя. Все эти реки находятся в северной Финляндии, впадают в Ботнический залив Балтийского моря, а рядом с ними мы видим на карте современный финский город Каяни. Единственное море, омывающее эту землю, — БотническиЙ залив, который, следовательно, и должен быть отождествлён с «Каяным морем». Кстати, и один из ближайших к Каяну морю пунктов «межи князя Юрия» — Колемакошки связывается с районом озера Колимаярви, расположенного недалеко от побережья Ботнического залива. Итак, конечный пункт «межи князя Юрия» находился на северо-восточном побережье Ботнического залива. Всё, что располагалось к юго-западу от линии река Сестра — Каяно море, принадлежало Швеции; всё, что было расположено к северо-востоку от этой линии, принадлежало Новгороду.
Вернёмся теперь к берестяной грамоте № 286. Пока мы выяснили только, что имел в виду Григорий, говоря о «старой меже Юрия князя». Ни время написания этого письма, ни обстоятельства, в которых оно было написано, нам ещё не известны. Чтобы эти обстоятельства установить, нужно узнать, как развивались события на шведской границе Новгородской земли после заключения князем Юрием Ореховецкого мира.
Сначала мирная обстановка на границе упрочилась. Спустя три года после заключения Ореховецкого мира Магнус, который был не только королём Швеции, но владел также и Норвегией, заключил с Новгородом ещё один мирный договор — от имени Норвегии. Этот договор подтвердил правильность существующего рубежа между Новгородом и норвежскими владениями Магнуса от Ледовитого океана до стыка норвежских, шведских и новгородских границ. «Также, если норвежцы в течение последних лет перешли древнее означение или рубеж земель, говорится в этом договоре, — то должны оставить и отдать русским их землю по крестному целованию. Также новгородцы не должны переходить древнее означение и рубеж земель, по крестному целованию, а если перешли, должны точно так же отдать норвежцам их землю».
В течение следующих одиннадцати лет на северных границах Новгородской земли царит мир. В 1333 году принадлежащие Новгороду города Ладогу в низовьях Волхова, Ореховый в истоке Невы, Корельский на Ладоге (позднее он назывался Кексгольмом, а сейчас Приозерском), Карельскую землю и половину города Копорье новгородцы дают в кормление литовскому князю Наримонту Гедиминовичу, только что принявшему крещение и пожелавшему служить Новгороду.
В 1337 году, однако, миру приходит конец. Зимой в исходе 1337 или в начале 1338 года, рассказывает летописец, карелы подвели немцев (так летописец называет шведов) и побили новгородцев много, и купцов из Ладоги, и тех христиан, которые жили в Корельском городке, а сами побежали в Немецкий городок и в нем тоже перебили много христиан.
Весной новгородцы во главе с посадником Фёдором Даниловичем пришли на Неву в Ореховый и вели переговоры с шведским воеводой Стенем, но не добились в этих переговорах успеха и вернулись в Новгород. Шведы после этого начали опустошать Обонежье, сожгли посад в Ладоге, но крепость взять не сумели. В ответ «молодцы новгородские с воеводами» опустошили земли вокруг Немецкого городка. Шведы из Городка, дождавшись ухода «молодцов», вышли из своих укреплений и попытались захватить Копорье, но встретили здесь решительный отпор.
Все эти события происходили на протяжении 1338 года вплоть до зимы, когда в Новгород пришли из Выборга послы, заявившие, что размирье с Новгородом произошло без ведома короля Магнуса, что «всё то подеял Стень воевода о своём уме». Удовлетворённые таким объяснением, новгородцы, как сообщает летописец, послали «Кузму Твердиславица и Олександра Борисовица посольством, и привезоша мир, доконцавше по тому миру, что доконцали с великим князем Юрьем в Неве».
Вот, показалось сначала, мы и добрались до искомой истины. Новгородские послы зимой 1338/1339 года заключили мир со шведами, подтвердивший правильность и действенность более раннего мирного договора, заключённого при князе Юрии. Значит, и нашу грамоту нужно датировать 1339 годом. Не следует, однако, торопиться. Лучше полистать летопись дальше. Спустя ещё двенадцать лет, в 1351 году, новгородцы снова идут в поход на Выборг, а затем в городе Юрьеве (нынешнем Тарту) снова мирным договором регулируют отношения с Швецией, восстановив исходную ситуацию. С решением вопроса о том, как датируется письмо Григория, нам придётся немного подождать. А сейчас вернёмся к чтению этого письма.
«(А ны)ня послале кореле на Каяно море а…». Дальше небольшой разрыв и после него слова: «…омешаi, не испакости каянецамо, ни соби присловия возми». По смыслу разрыв заполнить нетрудно: «а (не п) омешаi не испакости…». Григорий сообщает, что нынче к карелам отправили гонцов на Каяно море, и, когда Дмитр прибудет к карелам, ему надо вести себя осмотрительно, чтобы не навредить каяничам и чтобы себе не заполучить дурной славы. Употреблённое в грамоте выражение «присловие» убедительно разъяснил А. А. Зализняк, указав его значение в словаре В. И. Даля: присловье (псковск.) — худая молва о ком, недобрая слава.
Конец письма почти не вызывает затруднений: «А(же л)и поимало дани лонескиi, возми i моi. А уцюеши, а не поiду к Но(..), i ты тогодъ иди. А дома здорово. А на меня вecтei перециня (i) цто. Аже возможеши, пособляi мне цимо» — «Если ты уже собрал прошлогоднюю дань, собери и за меня, А узнаешь, что я не пойду к Но(су? или к Ною? — какому-то обусловленному месту встречи), тогда ты иди. А дома все в порядке. А ко мне кое-что из вестей переправляй. Если сможешь, помогай мне чем-нибудь».
Теперь, как видим, многое прояснилось. И Григорий, и Дмитр — оба сборщики дани с подвластных Новгороду областей. Такие сборщики дани в древней Руси назывались «данниками». Новгородская летопись ещё под 1169 годом упоминает некоего Даньслава, который ходил на Двину за Волок «данником с дружиною», а под 1216 годом в той же летописи сообщается о смерти в бою Семена Петриловича — «терьского данника». Терский данник собирал дани на Терском берегу — так назывался тогда южный берег Кольского полуострова. А Григорий и Дмитр были «карельскими данниками» Новгорода, собиравшими дани на Карельском перешейке, а может быть, и по всему шведскому рубежу Новгородской земли.
Вот мы и дочитали нашу грамоту до конца. Из-за её шести строк перед нами встали поросшие соснами дали озерной Карелии, мшистые скалы Финляндии, свинцовые волны Ботнического залива — Каяна моря, пламя жарких схваток на далёких северных рубежах Новгорода, санные обозы шведских послов на снежных дорогах Новгородской земли, посольские ладьи новгородцев и два новгородских «данника» Григорий и Дмитр, о которых ни один человек в мире не знал ровным счётом ничего на протяжении последних пяти столетий, хотя им было что рассказать о своём времени.
Наше знакомство с Григорием на прочтении его письма не кончается. Просматривая другие грамоты, найденные на усадьбе «Е» и поблизости от неё в слоях XIV века, мы невольно остановимся на берестяной записке № 278, которая привлечёт наше внимание теми же лихими росчерками букв «у» и «з», какие нам так понравились в письме Григория. Сравнивая последовательно все буквы в грамоте № 278 и только что прочитанном письме Григория, мы уверенно можем сказать: да, это почерк одного человека, знакомого нам карельского «данника» Григория. Обе грамоты найдены хотя и не в один день, но в одну неделю. Их разделяют какие-нибудь восемь метров по прямой. О чём же пишет Григорий в этой своей по какой-то причине оставшейся недописанной записке? А вот о чём:
«У Икагала у Кривца З кунице. У Иголаидовеи в Лаидиколе поло рубля и 2 кунице. У Леинуя в Лаидиколе 6 бело. У Филипа у деяка 30 бело. У Захарии в Калиница поло сорока и 5 бело. У Сидуя у Авиници 4 куници. У Миките исто в Нои у Еванова 6 куници. У Муномела в Куроле у Игалина брата поло рубля и 2 кунице. У Лег…».
Как видим, это список повинностей. Белы и куницы, которые в нём упомянуты, — названия денег того времени. Имена, названные в записке, в большинстве своём карельские: И кагал, Иголайд, Лейнуй, Сидуй, Муномел, Игал. Названия населённых пунктов — Лаидикола, Курола — тоже карельские. Можно догадываться, что русские имена принадлежат крещёным карелам. Во всяком случае, Икагал, жена Иголайда, Лейнуй и остальные карелы с языческими именами живут в местности, где имеется православная церковь. Ведь среди прочих лиц в грамоте назван и дьяк Филипп. Именно так должны выглядеть «рабочие списки» сборщиков дани. Названо здесь и некое селение «в Нои», — не в нём ли намечалось место встречи данников Григория и Дмитра?
Тщательный анализ почерков позволил А. А. Медынцевой и голландскому лингвисту В. Вермееру независимо друг от друга выявить девять берестяных текстов Григория. Из их числа ещё три имеют прямое отношение к его карельской деятельности.
Грамота № 130: «У Вигаря 20 локото хери безо локти. У Валита в Кюлолакши 14 локти хери. У Ваиваса у Ваякшина 12 локти водмолу и поло третиянацате локти хери. У Мелита в Куроле 4 локти хери». Здесь повинности карел исчислены в тканях: «херь» или «серь», а также «водмол» — названия двух сортов небелёного домотканого сукна.
Грамота № 281: «Поклоно от Наума и от Григории к данику новгороцдему и к новгородцамо, кто изгодидце тамо. Послале есме свои люди З целовеке свои…» — «Поклон от Наума и от Григория даннику новгородскому и новгородцам, кто окажется там. Я послал своих людей, трех человек…». Это, надо полагать, фрагмент переписки между данниками в связи с возникновением каких-то непредвиденных обстоятельств. Обратим внимание, что, поскольку сбор повинностей был делом непростым, данники выполняли свою функцию в сопровождении целых отрядов, иначе откуда бы им взять «своих людей трёх человек»?
Грамота № 403 найдена не при раскопках, а случайно в строительном котловане рядом с Неревским раскопом. Её текст состоит из двух частей. Сначала привычная запись повинностей: «У Марка коробея, У Гымуева брата полуторе белки в Сандалакши. У Мунданахта 2 беле. У Пюхтино коробея. То в Погии у наимита белка». Вторая часть (это выяснил Евгений Арнольдович Хелимский) – маленький словарик, в котором для русских слов указаны их прибалтийско-финские значения: «соромо» (срам, стыдно) — «гулкия» (hylkia — брезговать, гнушаться), «вели» (прикажи) «кяски» (kaske — прикажи), «кисело» (кислый) — «хапала» (hapan кислый), «социле» (требовал) — «кюзу велека» (kysyi velka — требовал долг), «церево» (живот) — «кохти» (kohtu — живот). Очевидно, Григорий мог немного объясняться с карелами, так как внёс в свой словарик не самые ходовые слова.
А теперь нам следует сделать три важных уточнения. Первое — географическое. Лайдикола, Курола, Кюлолакша, Сандалакша, Погия (Погицы) отыскиваются на Карельском перешейке, в Задней Кореле, в Богородицком Кирьяжском погосте. Следовательно, именно этот участок был подведомствен данникам Григорию, Дмитру и Науму. Второе уточнение — хронологическое. Девять писем Григория в стратиграфической системе усадьбы «Е» занимают хронологическую нишу от начала 50-х до начала 80-х годов XIV века. Значит, и письмо Григория Дмитру следует датировать не 1339, а 1351 годом. Третье уточнение. Григорий в момент написания письма, несомненно, находился при новгородской делегации, подписавшей мир в Юрьеве, и направлялся на Карельский перешеек. И Дмитр получил его письмо не в Новгороде, коль скоро Григорий сообщает ему о том, что дома всё благополучно; может быть, он ожидал улучшения обстановки где-то вблизи Карельского перешейка. Поэтому логичнее восстанавливать одно из утраченных мест грамоты № 286 не «М(ы зд)орове», а, например, «М(ы в Н)орове» — «Мы в Нарве».
В. Л. Янин Я послал тебе бересту…